Ответ моряку
Алексею Лебедеву
Не спорить, отвечать я стану,
Чтоб ты, моряк, гордиться мог,
Коль я перед тобой предстану
И как поэт и как стрелок.
Я о стрелках скажу, но прежде
Тебя я другом назову.
Твоим стихам, твоей одежде
Скажу два слова в похвалу.
Бушлат, в стихах твоих воспетый
Сам рифмовал бы без конца,
Я чую под одеждой этой
Друзей бесстрашные сердца.
И многое припомнить рад,
Рифмуя: брат, бушлат, Марат.
А тельник, форменка и брюки —
Все ныне радует и нас,
Но что бойцу вверяют в руки
Как бы любовно… В жизни раз!
Зовут на сбор, на подготовку,
Вручат и скажут: береги!
И мы, гордясь, берем винтовку,
Не брякнув, ставим у ноги.
Она, подруга, просит ласки,
Мы паклю чистую берем
И жир и масло долгой смазки,
Как слезы, бережно утрем.
Рукой умелой без упора
Как надо повернем курок,
Уложим семь частей затвора
Мы на разостланный платок.
Все вытрем, смажем аккуратно,
И в ствол мы поглядим не раз,
Чтоб не могли ни грязь, ни пятна
Лежать на совести у нас.
Но чу! Запели. То-то славно!
Чтоб песня веселей была,
С протиркой шомпол ходит плавно,
И засиял канал ствола!
Сверкай мой штык, граненый, дольный,
Синейте небом все места —
От мушки до коробки ствольной,
Упора винт и винт хвоста…
И от затыльника приклада
До пресловутого мулька.
Еще владеть оружьем надо,
Беречь, хранить его пока,
Но ты и гордость и отрада,
Подруга верная стрелка…
О неудачах и обидах —
Все мелкое забуду я,
Коль вижу дружно в пирамидах
Винтовок строится семья.
Как шаг в строю, как песня хором,
Их вид мне близок и знаком, —
Стоят с отведенным затвором,
Налево свернутым курком.
Я прославляю наши роты
И как стрелок и как поэт.
Моряк! У нас отважны флоты,
Сильны орудья, самолеты,
И конница, и пулеметы,
А людям — и преграды нет.
От имени родной пехоты
Я шлю товарищу привет.
1939
Грузинскому поэту
Прекрасный край изображая.
За строем слов твоих слежу
И что поет строфа чужая
Неясным шепотом твержу.
Как будто я не слышал бури,
И шума торных светлых вод,
И как певец на ачьянгури
Аккорды тихие берет.
Но трудно мне чужого слова
Значенье полное обнять,
Оно и просто и сурово
В моей душе должно звучать.
Оно передо мной, как пятна,
Как тени солнца на снегу:
Его волненье мне понятно,
Но передать я не могу.
Оно должно поэту сниться
И в пробуждении опять
Работой сладостной явиться,
Вздохнуть, ожить и зазвучать.
Чтоб даже мыслью бессловесной
Я дрогнул и явился в нем,
Как мой товарищ неизвестный
Живет в речении своем.
Но, повторяя эти строки,
И я их чувствую уже
Все тем же отзвуком широким,
Не умирающим в душе.
Ведь это ленинское слово
Уста народа говорят.
Его любовно и сурово
Произносил далекий брат.
1937
Свирская долина
Мы на крутом остановились спуске,
Там, где упрям дороги поворот,
А склоны скользки и тропинки узки.
Невольно медлит робкий пешеход.
Спускается, за столбики хватаясь,
То вслух бранясь, то втайне усмехаясь,
Он еле подвигается вперед.
Он вдруг долину взором обведет
И замолчит. И хорошо вздохнет.
А перед ним отчетливей и шире
И неба край, синеющий вдали,
И дальние леса, и снежный берег Свири.
Там, в бороздах чернеющей земли,
Несется вьюга белыми клоками
Вдоль рельсовых путей и от костра к костру.
Оттуда шум работ машинными гудками
То долетит, то смолкнет на ветру.
Там бревна как рассыпанные спички,
Там дым как пух из птичьего гнезда,
И в шуме трудовом, как в братской
перекличке,
К обрывам подбегают поезда.
Дымки паровиков белеют, отлетая,
Как будто тая, отлетает звук,
И темной насыпи черта крутая
У берега очерчивает круг.
А за рекой просторно и отлого
Поднялся склон. О зимняя краса! —
Синеющая санная дорога
И сизые прозрачные леса.
Я был бы рад и зимнему туману,
Когда метель и паровозов дым
Покроют реку облаком густым,
Но думалось: и сам таким же стану,
Как эта даль, и ясным и простым.
Все отдаленное мне представлялось рядом,
И как отчетливо! Открыто. На виду.
Хотел бы я таким же чистым взглядом
Глядеть на все, что на земле найду.
Родимый Север мой! Не кинем мы друг
друга.
И свежесть бодрую мы понесем с собой
И к морю запада, и на предгорья юга,
В спокойный труд, и в беззаветный бой.
Кидай в лицо горстями снега, вьюга,
Шуми, метель, и наши песни пой!
И ты, река, родная мне, как Волга,
Как половецкий Днепр, петровская Нева,
Твоя под снегом дремлет синева…
Хотел бы я остаться тут надолго, —
Тут, как степной ковыль, былинная трава,
Вся бурая, дрожит на косогоре,
И галька сыплется со снегом пополам,
И пыль морозная дымится по холмам…
О русская краса! На всем земном просторе
Милей всего, всего желанней нам
Затейница в недорогом уборе,
Подруга верная и в радости и в горе.
И кто с тобой не весел и не боек,
Кто в деле не удал и в горести не стоек?
Или не знали наши небеса
И косарей на зорьке голоса,
И глухари заливистые троек,
И строгие леса заветных наших строек,
И наших заповедников леса.